21 июня 1768 года в ходе гайдамацкого восстания 1768 года, получившего название «Колиивщина», произошла так называемая «Уманская резня» (польск. Rzeź humańska). Взятие повстанцами польского города Умань сопровождалось массовыми убийствами его жителей и беженцев из окрестностей. В ходе резни было убито от 12 до 20 тысяч человек (евреев, поляков, русин-униатов).

Восстание гайдамаков 1768 года произошло в момент глубочайшего раскола польского государства, что в значительной мере способствовало беспрепятственному продвижению повстанцев к Умани.

Узнав о приближении к городу гайдамаков под предводительством запорожского атамана Максима Железняка, польский губернатор Умани и сторонник Барской Конфедерации Рафал Младанович выслал против них находившийся в городе казачий отряд надворных казаков владельца Умани магната Салезия Потоцкого под командованием Ивана Гонты. Самого Потоцкого в городе не было, поскольку он находился в числе противников конфедератов.

Но высланный навстречу гайдамакам Гонта перешёл на их сторону (возможно, причиной тому послужила, в том числе, двусмысленная позиция его «сюзерена» Потоцкого), и 18 июня 1768 года силы гайдамаков, соединившись с отрядом Гонты, подошли к Умани и осадили её.

Горожане и беженцы среди которых были грекокатолики, поляки и евреи поднялись на стены для обороны города. Они открыли огонь в осаждавших из пушек и ружей, но отстоять город им не удалось, так как в кульминационный момент неопытные в военном деле осаждённые одновременно выстрелили из всех ружей и пушек. Штурм под покровом окутавшего крепость дыма был настолько стремителен, что никто из нападавших не был убит.

По свидетельству очевидцев, после столь успешного взятия Умани гайдамаки вначале не были настроены кровожадно и были довольно благодушными, всего лишь разоружая осаждённых и никакого насилия в отношении украинцев и других нерусских не было.

Но тут в какой-то момент к захватившим Умань гайдамакам неожиданно вышла делегация украинской василианской униатской школы, которая в своей речи назвала повстанцев «вольными украинцами», «братьями» и обещала им, что их дети и их потомки будут учиться только в украинской школе. Сказанное крайне разозлило гайдамаков. Следует иметь в виду, что сам факт существования духовных и народных школ, неуклонно открывавшихся униатским духовенством с начала XVIII века, в соответствии с решениями униатского поместного Замойского собора 1720 года, воспринимался русским православным населением крайне негативно.

Этот негатив усиливал польский «Проект ликвидации Руси», который, в частности, предусматривал переход православных русинов не только в латинский обряд, но и в польскую национальность. Понятно, что такая постановка вопроса рассматривалась русским населением как попытка воспитания «Иванов, родства не помнящих», своеобразных польских янычар, забывших язык и веру своих отцов.

Почувствовав настроение гайдамаков, Гонта крикнул делегации, чтобы те прекратили такие речи, но его не послушали и продолжили, доведя гайдамаков до полного бешенства. В итоге, повстанцы набросились на вышедших к ним преподавателей и учеников, что положило начало беспорядочной резне. В беспощадной кровавой вакханалии погибали поляки, евреи и греко-католики (униаты). По рассказам очевидцев, сам Гонта пытался остановить эту бойню и лично спас немало малолетних детей (среди которых был и его крестник — сын губернатора Младановича).

Если суммировать все существующие на сегодняшний день исторические оценки количества жертв уманской резни, то это число колеблется в пределах от 12 до 20 тысяч. При этом многие историки указывают на то, что значительное число их было русскими. В ярости гайдамаки истребили поголовно всех русских школьников и их преподавателей (украинской школа называлась только потому, что они принесли присягу украинской партии). При этом сам Гонта, руководивший уборкой города и его окрестностей от трупов и до конца жизни винивший себя в неспособности предотвратить резню, говорил о 30 тысячах погибших.

В конечном итоге, проявленная безудержная жестокость негативно сказалась и на самих участниках резни, вызвав у них моральные страдания и религиозный страх расплаты на Страшном суде. А попавшие в их распоряжение деньги привели к массовым запоям и разложению, что положило конец восстанию. После известий о выступлении в поход запорожцев, среди которых было много старообрядцев, гайдамаки испугались, что те отомстят им за убитых, поэтому повстанческие отряды быстро разошлись по домам.

История

В то же время другие гайдамацкие отряды убивали поляков и евреев в Подолии и на Волыни - в Фастове , Животове , Тульчине и других местах.

Силы сторон

Во время этих событий в Умани находились:

• 300 драгунов и 300 человек артилеристов и вспомогательных отрядов под командой Ленарта;
• около 1000 надворных казаков под командованием польских полковников Обуха, Магнушевского, Лаща и казацких сотников Ивана Гонты, Дашко и Яремы,
• 800 вооруженных конфедератов;
• 200 бойцов "зеленой милиции", организованных из-за опасности нападения из крестьян;
• когда отряды повстанцев начали приближаться к Умани, комиссар Бендзинський, привёл в Умань ешё 500 своих надворных казаков под командой сотника Уласенко.

Примечания

Литература

• Simon Dubnow, Israel Friedlaender, History of the Jews in Russia and Poland , Avotaynu Inc, 2000, ISBN 1-886223-11-4 , Print, p.88+ (англ.) .

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Уманская резня" в других словарях:

Стоянка гайдамаков … Википедия

Город Умань … Википедия

Стоянка гайдамаков Антипольские восстания на Украине Киевское 1018 года Мухи Брацлавско Винницкое Косинского Наливайко Жмайло … Википедия

Известный писатель беллетрист, родился 14 апреля 1829 года в с. Даниловке, Харьковской губернии, Изюмского уезда, умер 6 го декабря 1890 г. Первоначальное воспитание получил дома под руководством родителей, сумевших развить в сыне любовь к музыке … Большая биографическая энциклопедия

Местечко Житомирского уезда, Волынской губернии. В XVI в. принадлежало Сапегам. Здесь были устроены темницы (остатки их еще есть и теперь), где пытали казаков. К. известна в истории гайдамацких смут (уманская резня). Жителей 2468 (1894), и 385… …

Под этим именем известно гайдамацкое восстание против поляков, разразившееся в 1768 г. в правобережной Малороссии. Непосредственным поводом послужили жестокие религиозные притеснения, практиковавшиеся польскими панами над украинскими крестьянами… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Обширное религиозное движение, возникшее среди польских евреев в XVIII в. и увлекшее около половины всей еврейской массы. По своему буквальному смыслу, слово X. тождественно с пиетизмом (хасид и pius = благочестивый), и хасидское учение… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

I. Вступление. Это название употребляется здесь не в смысле географическом; оно применяется не к литературе (вернее литературам) юга России, а к литературе одной из славянских этнических особей, именуемой также малорусской, русинской или… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

- (1864 1962), советский живописец. Учился в иконописной школе Киево Печерской лавры (1876 82), в Киевской рисовальной школе Н. И. Мурашко (1882 84), в петербургской Академии художеств (1884 88). Автор картин на бытовые и исторические темы… … Художественная энциклопедия

Надгробие Рабби Нахмана в Умани Рабби Нахман из Брацлава (в обиходной речи Ребе Нахма … Википедия

(Читано в Историко-филологическом Обществе при Нежинском институте).

Слезами и кровью написана история еврейского народа со времени потери им своей политической самостоятельности. В течение 18 столетий жизнь этого народа представляет собою беспрерывную Одиссею, бесконечный мартиролог, цепь жгучих страданий, одно мучительнее другого. Правда, жизнь евреев в первые века христианства изобилует светлыми, отрадными фактами, свидетельствующими о том, что и Израиль ведал лучшие дни, что и с ним обращались по-человечески. Но за то с наступлением эпохи Крестовых походов для евреев настали очень горькие и тяжелые времена. При господстве в то время грубого невежества и фанатизма, разъяренная чернь, увлекаемая и разжигаемая каким-нибудь фанатиком веры или просто злоумышленником, желавшим поживиться насчет евреев, расправлялась с этими последними самым жестоким и бесчеловечным образом. Стоило только какому-нибудь фанатику или ловкому прощелыге взвести на евреев какую-нибудь небылицу, обвинить их в не существовавших преступлениях и направить на них невежественную толпу, и горько тогда доставалось несчастным евреям. Находилось ли государство под гнетом страшного бедствия; явилась ли повальная эпидемия, уносившая сотни и тысячи несчастных жертв; вспыхнул ли стихийный пожар, превративший цветущие селения в печальные развалины; случился ли голод со всеми его ужасными последствиями: никогда в таких случаях не доискивались истинных причин несчастья, а всюду и во всем видели проделки евреев и они то были козлами отпущения. Поэтому, на любой странице истории евреев в западной Европе глазам нашим представляются душу раздирающие картины массовых изгнаний, поголовных избиений, конфискаций имуществ и возмутительного грабежа. Одна только Русь представляет в этом отношении относительно счастливое исключение. Не смотря на то, что евреи проникли сюда при первых Рюриковичах, а, быть может, гораздо раньше еще, они не подвергались тут таким частым преследованиям и гонениям, не испытывали тех физических мучений и нравственных унижений, какие выпадали постоянно на долю их собратьев в Западной Европе. Но, говоря это, я отнюдь не думаю, что евреи на Руси наслаждались всегда полным благоденствием, что жизнь их протекала тут мирно и спокойно и не была нарушена вторжением буйной черни 2 . Я именно говорю относительно, потому что были такие печальные моменты в жизни евреев на Руси, которые кровавыми буквами занесены в летописи этого народа и при одном воспоминании о которых сердце содрогается и кровь в жилах застывает. С особенной рельефностью в мартирологии евреев на Руси выделяются два таких момента, которые навсегда останутся свежи в памяти каждого из них и которые кровавым и зловещим заревом освещают темную, мало разработанную историю их в России. Это были минуты, в которые настрадавшаяся и натерпевшаяся толпа расправляется со своими врагами-евреями за вековые обиды и мучения самым ужасным и невероятным образом. Моменты эти известны под названием восстания казаков под предводительством Хмельницкого и движения гайдамаков под начальством Железняка и Гонты, или так называемая колиивщина 3 . Движение Хмельницкого и положение при нем евреев достаточно разработаны лучшими историческими силами у нас и заграницей. За то история колиивщины долго вовсе не исследовалась, но в последнее двадцатилетие очень посчастливилось истории гайдаматчины. В течение такого в сущности незначительного времени была открыта, разработана и издана масса документов, бросающих яркий свет на считавшиеся долго темными и запутанными вопросы. Самый главный вопрос о том, что вызвало на историческую арену печальное явление гайдаматчины, вопрос, возбуждавший очень долго самую ожесточенную полемику между русскими и поляками, желавшими взваливать ответственность за тяжесть совершенных гайдамаками преступлений одна на другую, – вопрос этот тщательно разработан и решен с честью для России. С этой последней снято теперь тяжкое обвинение в, том, что она, по словам польских историков, из политических соображений принимала активное участие в деле разжигания народных страстей, направленных к истреблению ненавистных им поляков. Обнародованные по этому вопросу документы 4 самым красноречивым образом доказывают, что Россия не только не брала под свое покровительство бунтовавших гайдамаков, не только не поощряла их притязаний, но учинила даже над ними самую жестокую расправу за все совершенные ими злодейства. Выяснено также с очевидной убедительностью, что гайдамацкие волнения не происходили на почве экономических неурядиц, не были последствием тяжелого материального гнета, тяготевшего будто бы тогда над гайдамаками 5 , а имели так сказать чисто духовный и религиозный характер 6 . Это была жестокая и отчаянная борьба между представителями двух друг другу ненавистных исповеданий, католицизма и православия, из которых первое насильственно и грубо навязывалось последователям другого 7 . Установлено положительно, что гайдамаки были не шайка кровожадных людей, живших грабежом и разбоем, как это утверждалось раньше 8 , действовавших без всякого определенного плана, но что они боролись за вполне определенную идею, заключавшуюся в желании завладеть Киевским воеводством или, по крайней мере, значительными частями его 9 . Теперь не подлежит больше сомнению также и то, что событие, совершившееся в 1768 году и казавшееся как бы отдельным, ничем не связанным 10 , эпизодом из жизни южно-русского народа, на самом деле стоит в непосредственной связи с целым рядом событий, происходивших в предшествовавшие времена и подготовивших, так сказать, событие 1768 г. 11 . Словом, главная причина, долго мешавшая беспристрастному и всестороннему выяснению запутанных вопросов по истории гайдаматчины и колиивщины, именно отсутствие необходимых документальных данных, на что в свое время сетовал профес. Антонович, теперь, благодаря обилию материала, обнародованного в последнее время, вполне устранена, и гайдаматчина таким образом принимает уже цельный и определенный характер и может считаться вопросом решенным и закрытым. Но, если достаточно установлены причины и мотивы, вызвавшие на свет Божий кровавую драму гайдаматчины, то страшный эпилог этой драмы, знаменитая уманская резня, которая в истории массовых народных преступлений займет очень видное место, эпилог этот, говорю я, не достаточно еще исследован, и в этом отношении историки колиивщины не сказали еще своего последнего слова. Дело в том, что из всех документов, заключающих в себе описание уманской резни, только один написан очевидцем печальной катастрофы под непосредственным впечатлением всего виденного и пережитого 12 . Остальные же были составлены в более или менее долгий промежуток времени после страшной резни, и поэтому сообщения их, написанные по воспоминаниям или по расспросам современников и старожилов, (как напр. записки Павла Младановича, Липпомана, Мощинского и Тучапского), страдают некоторой неправдоподобностью и явным противоречием. Кроме того, одно из таких описаний принадлежит перу человека заинтересованного, придающего событиям, предшествовавшим сдаче Умани, личный, тенденциозный характер. Я говорю о записках Вероники Кребс, дочери бывшего в 1768 году Уманского губернатора Младановича, несомненного виновника гибели стольких невинных жертв, которого дочь, однако, всячески выделяет и защищает, взваливая всю вину на бездеятельность конфедератов и др. А между тем этот Младанович своей излишней доверчивостью Гонте, своей абсолютной бездеятельностью, мешавшей и другим что ни будь делать на пользу обороны города, не мало способствовал овладению неприятелем Умани и происходившей там резне. Эта резня, по своим ужасающим размерам, по обилию пролитой крови, по громадному количеству несчастных жертв, ею поглощенных, по страшной экзальтированной народной ярости, обнаруженной толпой и превосходящей всякие границы вероятности, так ужасна и потрясающа, что самые ничтожнейшие и косвенные ее виновники должны быть тщательно отысканы и привязаны к позорному столбу истории. И так обнародованными до сих пор описаниями уманской катастрофы не исчерпываются, по моему, подробности о взятии Умани, не достаточно охарактеризована личность уманского губернатора, сыгравшего такую печальную роль в этой страшной трагедии. Кроме того в тех описаниях не указано на один пошлый и зверский его поступок, о котором речь будет ниже и который впоследствии был отчасти причиной гибели его. Всякое новое историческое сведение, непосредственно относящееся к уманской резне, заслуживает быть обнародованным. Вот соображения, по которым я, не вдаваясь в обсуждение вообще причин, породивших гайдамацкое движение, решил дать в русском переводе найденный покойным магистром Гурляндом в азиатском департаменте и изданный после его смерти написанный на еврейском жаргоне документ, относящийся к истории колиивщины 13 . Автор мемуара, бывший печальным зрителем разыгравшейся уманской трагедии, спасшийся от угрожавшей ему гибели, описывает под свежим впечатлением всего виденного и пережитого подробности уманской резни, ставшей такой печальной для многих его единоверцев. Документ этот поражает очевидностью сообщаемых им фактов и заслуживает, по моему, большего доверия, чем изданные до сих пор польские записки, заключающие в себе описание уманской резни, так как он написан без всяких предвзятых политических тенденций, а передает только факты, как они происходили, не придавая им своей собственной, личной окраски. Притом он освещает некоторые запутанные подробности, предшествовавшие сдаче города. Автор мемуара, нельзя сказать, чтобы отличался мастерством изложения и умением обрисовывать предметы яркими и резкими чертами; мемуар его уснащен массою излишних подробностей и повторений, тем не менее я решил ничего не выпускать и держаться, на сколько это возможно, буквального перевода. Надеюсь, что все интересующиеся историей колиивщины обратят на этот документ должное внимание и прочтут его с некоторым интересом. В заключение я должен обратить внимание кого следует на еще один пробел в истории гайдаматчины, который заслуживает быть пополненным. Я говорю о полном игнорировании исследователями этой эпохи вопроса об участии евреев в деле подготовления гайдамацких волнений на Украйне. Действительно, в то время, как о деятельности евреев в подготовлении движения Хмельницкого написано довольно много, тот же самый вопрос о роли евреев перед гайдаматчиной обойден полнейшим молчанием. По крайней мере нет, кажется, никаких более или менее явных указаний на тлетворное влияние, на предосудительные поступки евреев по отношению к гайдамакам. Даже главный виновник гайдамацких зверств, разжигавший расходившуюся толпу, Мотренинский архимандрит Мелхиседек Значко-Яворский, в своих жалобах и ламентациях на угнетение православных и православной церкви со стороны поляков, о евреях почти и не говорит 14 . А между тем было бы в высшей степени желательным выяснение вопроса о том, понесли ли евреи свое страшное наказание при движении гайдамаков заслуженно, как по крайней мере при Хмельницком, или они в данном случае были только бедными Макарами за чужие грехи, за грехи польские. Известно только то, что положение евреев на Украйне в то время было гораздо хуже и ужаснее положения поляков; постигшая их участь была печальнее участи последних. Убийства крестьянами евреев, говорит г. Шульгин 15 , происходили чаще убийств шляхты. Особенно часто они решались на убийство евреев, будучи пьяными. Убивать евреев было как бы обязательно. Евреи не знали, куда деваться. Никто не хотел защищать их от бушевавшей толпы. Евреи арендаторы вовсе не могли рассчитывать на пощаду. Поляки скорее могли, говорит другой историк гайдамачины 16 , спастись, чем евреи, потому что поляки находили защиту и в своих замках, и в своем вооруженном дворянстве и, наконец, в городской милиции 17 , в которой начальниками были поляки. За то евреи остались совершенно беззащитными. Много уже евреев успело погибнуть, пока гайдамаки двигали свои нестройные массы от Смелы до Лисянки. Вдали представлялись еще большие ужасы и поголовная смерть всему еврейскому населению. Обремененные большими семействами, в особенности беднейшие из них, не имели даже возможности куда-нибудь бежать. Сами гайдамацкие песни говорят, что им было легче справляться с жидами, чем с поляками, и гайдамаки прямо говорят, что они всем им снимут головы, начиная Борухом и кончая Нохимом. Вот каков был мартирологий евреев на Украйне тогда. Было ли это по заслугам – вот вопрос, который напрашивается на разрешение. Я, быть может, возвращусь еще к этому вопросу, а пока перейду к переводу вышеупомянутого еврейского документа. Автор, по-видимому, ведет свой рассказ с той минуты, когда Железняк пожелал померяться силами с Потоцкими, тогдашними владельцами Умани, и с этой целью он повернул свой отряд по направлению к Умани, куда, в добавок, влекло его богатство города. Вот содержание документа 18 .

«Господи Милосердный! Доколе Ты будешь спокойно взирать на несчастья, постигающие Твой избранный народ... Это бедствие стоило жизни очень многим евреям... Ибо один буян 19 из Тетиева явился в город 20 и умертвил более четырехсот человек. Затем они (?) принялись за находившихся в городе евреев и истребили их в количестве 5,000 человек... Многие хотели купить себе жизнь ценою дорогого выкупа, но это не помогло; и кто только мог бежать – бежал. Первою несчастною жертвою сделалась женщина, гнавшая на рассвете в поле скот. Буян, наткнувшись на нее, ударил ее своим ножом. Свидетельницей этого страшного зрелища была другая женщина торговка. Охваченная ужасом, она стремительно бросилась к находившимся в городе евреям... Последние, убедившись в неизбежности своей печальной участи, решили не отступать, хотя бы пришлось погибнуть 21 . Городской кантор, предвидя близкую смерть, побежал в микву 22 , облачился, как для молитвы подобает, плача и вопя, стал исповедоваться. Встретившись с буяном, он выхватил у него нож, и своими руками заколол себя, свою жену и детей. В понедельник, 5 Тамуза 23 , буяны подошли к Умани. В то время за городом находилось до четырехсот возов, полных мужчин, женщин и детей, которые и пали от руки буянов 24 . Находившиеся в городе евреи, понимая угрожавшую им опасность, стали вооружаться для обороны города 25 . Проникши в замысел евреев и убедившись, что ему придется считаться с крупною силою, разбойник 26 Гонта пустился на хитрость: он написал городскому раввину письмо, в котором слезно умоляя (о чем?), обещает евреям свои услуги и покровительство. Хитрость вполне удалась. Прочитавши письмо, раввин поверил словам Гонты, что таким способом (каким?) легко будет отделаться от опасного врага. Раввин выразив Гонте свою искреннюю благодарность за его благорасположение к евреям и от себя обещал ему большие подарки. Тогда же он и просил: Прими нас под защиту, мы же дадим каждому из твоего отряда по паре одежд; обманывать тебя не станем. А вельможа наш сделает и тебя вельможей и подарит тебе много сел и деревень 27 . Гонта, как оказалось, задумал злой умысел. При совещании его с Железняком, как овладеть городом, последний советовал поклясться в искренности, и город-де сдастся. Гонта последовал совету Железняка. И вот за три дня до вступлений в город он ложно присягнул взять евреев под свое покровительство; благодаря-то сему и было умерщвлено несколько тысяч евреев. В понедельник буяны подступили к городу и произвели страшный шум; было решено войти в город к вечеру. Тогда выстрелили из пушек, и городские ворота были заперты. В ту самую ночь к городу подошли (откуда) несколько тысяч (!) евреев, и все были перерезаны буянами. Во вторник, во время завтрака, они расположились близь города. Железняк посоветовал Гонте попытать счастье и написать комиссару города 28 письмо: напрасно ты споришь с нами; впоследствии ты сам останешься в дураках. Разве ты не знаешь, что последовал царский указ, повелевающий казнить всех евреев, находящихся в Польше; в виду этого, не сопротивляйся и выдай нам евреев. Во всяком случае, впусти нас в город, а мы поставим тебя начальником над нами. Это письмо, действительно, произвело желанное впечатление. Комиссар решил, что для него рискованно восстановлять против себя Гонту по тому соображению, что если неприятель овладеет городом, тогда ни ему, комиссару, ни магнатам не будет пощады. И вот комиссар решил сдаться Гонте без всякого сопротивления, что де расположит Гонту в его пользу 29 . Но магнаты 30 , ксендзы и студенты 31 иначе отнеслись к миролюбивым заявлениям Гонты. Они стали у стен города и еще усерднее продолжали вооружаться. Чтобы показать Гонте, что без бою город не сдастся, и что для защиты его потребуют все средства, на сколько это будет возможно, осажденные в городе стали стрелять в неприятеля. Затем все разошлись. Евреи же стеклись в синагогу и стали умолять Всевышнего сжалиться над ними, ради невинных и безгрешных детей. Комиссар же сел на лошадь и, обнажив саблю, стал разгонять собравшихся у ворот города евреев и магнатов . «Не стреляйте, сказал он, ибо я заключил с ними перемирие». Узнав это, буяны еще ближе придвинулись к городу. Пан Марковский 32 , видя это, с криком набросился на комиссара, желавшего открыть неприятелю ворота... Ибо стоило только пану Марковскому захотеть, и ни одной разбойничьей ноги не осталось бы (?). Ты хочешь, говорил он комиссару, чтобы весь мир плакал и проклинал тебя. Убедившись, что слова его не подействовали на комиссара, пан Марковский прибежал к городским воротам с тем, чтобы стрелять в буянов. Но сюда поспешил комиссар и, желая лишить пушку возможности стрелять, заклепал ее. Тогда разъяренная толпа со страшным шумом ворвалась в город. Началась ужасная резня. Со всех сторон текли ручьи крови; были слышны только раздирающие душу крики тех, которых резали и которые умирали, проклиная Гонту. Со времени основания Польши не было еще такого несчастья, причинявшего такую мучительную смерть стольким полякам и евреям. Прежде всего они стали резать евреев, и никому не давали пощады. Несчастные дети умоляли разбойников дарить жизнь их родителям. Гонта велел умертвить их за это жесточайшим способом. Всех детей связали, колесовали и лошадьми их растоптали. Затем поймали они одну необыкновенной красоты девушку – отца ее звали рабби Моисей святой – и стали ее принуждать креститься, обещая подарить ей жизнь. Но она в страшном гневе стала говорить своим мучителям: «Изверги, как смеете вы принудить меня на такой отвратительный поступок; я предпочитаю лучше умереть». Ее привели к колодезю 33 и указали на набросанную туда кучу убитых... Они стали точить свои ножи, чтобы заколоть ее. Стоявшая невдалеке мать ее всячески ее ободряла и говорила: «Так, так, дочь моя, не забывай своего Бога, Бога дорогих предков наших». Буяны схватили и бросили ее живую в колодезь...

Оставшиеся в городе евреи сошлись в синагогу, желая найти убежище от лютого врага. Многие задабривали буянов деньгами и подарками; но те, получив деньги, их все таки убили. Все горько плакали и рыдали. Собравшиеся в синагоге евреи стали вооружаться. Среди них был один еврей, известный под именем рабби Лейб Шарогородский. Он воспылал гневом, месть закипела в нем и, схватив меч, он поразил им больше двадцати человек. Другой еврей заколол ножом своим нескольких человек. Буяны, убедившись, что таким образом (?) трудно овладеть евреями, подкатили к синагоге пушку и выстрелили. Стены с грохотом повалились... Это было в понедельник перед вечером. Несколько тысяч евреев погибло внутри и возле синагоги 34 . Одна несчастная женщина, обезумевшая от охватившего ее ужаса и волнуемая страхом видеть своих нежно любимых детей растерзанными, бросилась в реку и утонула. Во все это время буяны предавались необыкновенному пьянству и обжорству; все же имущество города было ими разграблено. Затем они отправились в ратушу и созвали туда всех оставшихся в городе купцов. Здесь обещали им жизнь, если только они добровольно отдадут все свое имущество. Купцы поверили и принесли что получше из вещей: золото, серебро и разные дорогие украшения. Когда все было снесено, их стали подвергать жесточайшей смерти: схватывали их за бороды и пейсы, и с высоты ратуши бросали вниз с такой силой, что кости разлетались. Уманский еврейский проповедник, будучи очевидцем страшного бедствия, обрушившегося над его несчастными единоверцами, спрятался со всем своим семейством в погреб, надеясь избежать хоть таким образом неминучей смерти; но несчастный горько обманулся: один буян забрался в погреб и одним взмахом топора отрубил ему голову... Затем погибло еще много мужчин и женщин; убитым и раненым не было счета... Уцелевшие евреи побежали в синагогу 35 и, раскрыв свиток Торы, стали умолять Бога сжалиться над ними. Но буяны явились и туда. Разложив на полу свиток Торы, они стали топтать его ногами и резать на нем евреев. Многие сами предпочли умереть за святыню; другие бросались под ножи буянов; третьи самих себя или друг друга закалывали... Некий рабби Гирш кантор сказал: «Братья! Я с радостью готов лишить себя жизни, но, Бог весть, удостоимся ли мы быть погребенными, так как буяны, по-видимому, ни одного из нас не оставят в живых»... Резня была так велика и ужасна, что кровь зарезанных стояла в синагоге повыше порогов 36 ... Потом буяны вынесли из синагоги все свитки Торы, разложили их по улицам города и верхом проезжали по ним... Трупы убитых евреев десятками (не гипербола ли это?) тысяч валялись по городу... Их подвергали мучительным истязаниям: рубили, кололи, четвертовали и колесовали, они же с радостью принимали смерть, а Богу своему все таки не изменили... Малюток отрывали от грудей своих матерей и колесовали 37 ... Один буян заколол на одном чурбане несколько сот евреев... Дети пострадали за грехи своих отцов и матерей. Валявшиеся трупы бросали за лишь (?) от города; ручьи крови всюду виднелись. Трупы сделались добычей свиней и собак. Резня эта продолжалась восемь дней. Спустя несколько времени, Гонта объявил приказ, что никто не смеет скрывать у себя еврея; кто ослушается, голова того будет рассечена. Около восьмидесяти вооруженных человек, незаметно пробрались в один погреб, намереваясь укрываться от бдительного ока неприятеля. Всякого буяна, попытавшегося туда проникнуть, убивали. Буяны, видя, что так им не овладеть погребом, принесли соломы, зажгли ее и бросили в погреб, отчего все находившиеся в погребе погибли в мучительных страданиях. Многие искали себе убежище среди огромных камней, покрывавших соседние поля, но и из них никто не уцелел. Таким образом (каким?) они закалывали и детей. Мучимые страшным голодом, приходили они к своим палачам просить хлеба; хлеба им действительно давали, но сейчас же и убивали. Словом, напрасно я напрягу свои усилия описывать вам весь ужас обрушившегося на нас несчастья... Было пролито столько невинной крови, что следы ее виднелись далеко за городом. По вступлении в город Гонта велел вогнать в костел всех магнатов , должностных лиц и комиссара 38 . Вокруг костела поставили многочисленную стражу оберегать все входы и выходы. Гонта приказал зорко следить за тем, чтобы никто не мог ускользнуть. Некоторые из магнатов обратились к стоявшему среди них комиссару с едкой насмешкой: «Ты, ведь, доброжелатель наш и с Гонтой очень дружен; посоветуй же, как нам избегнуть теперь неминучей смерти». Но комиссар растерянно молчал; сознавал он, что и его конец близок. Вошедши в костел, Гонта схватил побледневшего комиссара, набросил ему аркан на шею, и самым позорным образом вывел его из костела: Гонта нарушил данную клятву. Все магнаты были умерщвлены. Комиссара раздели до нага, набросили ему на шею веревку и в таком виде водили его по всем улицам города. Затем ввели его в один дом, и Гонта дал ему стакан меду говоря при этом: «Пей, скорее! Подарок этот преподносит тебе твое любимое чадо». Гонта сел и всячески издевался над смущением комиссара. «Ты, ведь, клялся пощадить меня, сказал с укором комиссар Гонте». – «И ты ведь изменил своему слову, данному евреям, не выдавать их мне», гневно ответил Гонта. «За клятвонарушение одно тебе вознаграждение – смерть»! Явился буян, и комиссар пал мертвым 39 . Они оставались в городе до тех пор, пока все не было расхищено ими. Затем буяны рассеялись по близ лежащим деревням, желая лишить евреев возможности спасения. По дороге буяны наткнулись на сто возов евреев. Последние от страшного испуга не знали, куда деваться и, обезумев от обуявшего их ужаса, бросились в реку, и все утонули. Были там в то время два брата очень благочестивых. Многие советовали им спастись бегством, но они наотрез отказались и предпочли умереть лучше вместе с своими несчастными единоверцами. Два буяна приступили к братьям, отняли имевшиеся у них деньги, приговаривая: «переночуйте тут, а завтра утром мы переправим вас через реку». Ночью буяны вошли к ним в комнату, одного сейчас закололи, а другому, попытавшемуся бороться с ними, вонзили кинжал в грудь. Недовольствуясь этим, они вбили ему кол в голову. Окровавленный, издавал он такие раздирающие душу крики, что было слышно далеко за город. Евреи, искавшие спасения в бегстве в Балту, преследуемые мечом Гонты 40 , были настигнуты буянами не далеко от Балты, в количестве 70 человек; между ними были евреи из-под Занковы (?) При виде грозных врагов, они от испуга окаменели и не могли двинуться с места. Один грек предложил купить себе жизнь деньгами. Евреи отдали им имевшиеся у них 300 дукатов. Другой грек велел им сбросить с себя одежду, и когда требование это было исполнено, их всех умертвили. Это произошло 4 Тамуза 41 . Все место было усеяно валявшимися трупами. Один турок верхом прискакал в город и рассказал евреям обо всем, случившемся за городом. Евреи стали совещаться, как отдать последний долг убитым и похоронить их. Они отправились к старшему (какому?) и предложили ему 500 талеров за разрешение похоронить убитых. Старший согласился, а для защиты их от бродивших повсюду буянов, послал с ними двадцать турок. Два еврея, переодевшись турками, сопровождали их. Среди кучи убитых они нашли одну изувеченную женщину, которая едва слышным голосом рассказала им о происходившей ужасной резне. Ее перевели в город, где она вскоре и скончалась. Искавшие спасения в Балте жестоко обманулись. Гонта послал за ними в погоню несколько пушек и 500 человек, под начальством одного старшего, по имени Шила 42 , вид которого производил впечатление кровожадного зверя. По вступлении в город они предавались пьянству и обжорству. Шило послал четырех человек узнать, с какою силою ему придется тут считаться. По дороге они натолкнулись на двух юношей, которых и хотели убить. На помощь юношам явился старший (?), и буяны, получив с него деньги, выпустили свою добычу. «Кто послал вас сюда», обратился старший к ним с вопросами. – «Мы посланы сюда для того, чтобы во всей Польше не оставить в живых ни еврея, ни поляка», ответили они. В таком случае, сказал старший, я не выдам вам ни одного из них; без ведома турка (?) я не могу бросить их на произвол. Если даже вы представляете собою царскую рать, то и тогда, согласно существующим законам, вы без разрешения не смеете близко подходить к городу (?). Буяны хранили глубокое молчание; они все обдумывали, как им все-таки овладеть евреями. Пробыли они в городе три дня, в течение которых предавались беспрерывным попойкам и кутежам. Во все это время евреи нисколько не пострадали. Начальник города всячески ободрял и утешал евреев, обещая защищать их до последней возможности. «Татары (?) тоже скоро явятся на помощь вам», – говорил он. Начальник одновременно принимал подарки, как от евреев, так и от буянов, от чего евреи совершенно потерялись и пали духом, видя в этом (в чем?) кару Божью за то, что они, имея возможность бежать, оставались, однако, целых три дня в одном городе с буянами. В четверг татары в количестве 80 всадников вошли в город. При виде татарской рати, буяны испугались и друг другу говорили, что татары явились с тем, чтобы сражаться с ними. Немедленно отправились они к своему старшему, советуя ему скорее оставить город. В одну минуту их не стало в городе. Татары вошли в польский город 43 , и встретились там неожиданно с христианами, и татары некоторым из них отрубили головы. Остальные христиане побежали к буянам и рассказали, что татары начинают входить в Польшу (?!) – Известие это сильно разгневало буянов, и они возвратились, чтобы вступить в бой с татарами, а против евреев они послали несколько пушек. – Ожесточенная битва между татарами и буянами продолжалась полдня, в который некоторые евреи решили уйти из города. Евреи же, возлагавшие надежды на татар, остались в городе, и все погибли. Евреи, убежавшие из города, попали в руки татарам, и все были перерезаны. (Татары отомстили евреям, вероятно, за малодушие и за постыдное бегство из города). Многие действительно спаслись, но все их имущество погибло... Ужасные муки и пытки, которым подвергались евреи, не поддаются буквально никакому описанию. Евреи, убежавшие в татарские земли, по прибытии в Бендеры, были взяты в плен. Многие от истощения и бессилия погибли в дороге; некоторые умерли от голода и жажды; часть утонула в Днестре, а несчастный остаток был взят в плен и исполнял тяжелые работы на барщине. Евреи, жители других городов, не переставали надеяться, что Бог рано или поздно отомстит разбойникам за невинно пролитую кровь. Это (?) продолжалось три недели, в течение которых во всей Украйне и Побережье не осталось ни одного еврея, ни поляка. После всего этого, буяны решили увеличить свои силы, умножить свои пушки и отправиться войною на Польшу с целью истребить всех евреев и поляков и опустошить всю польскую землю. Бродские евреи, узнав о несчастье, обрушившемся над украинскими евреями, отправились в Шарогород к генералу Браницкому 44 и стали умолять его превратить злодейства и заступиться за несчастных евреев, обрекаемых на жестокие муки и страдания. Генерал внял мольбе евреев; утешал их и обещал воздать буянам по заслугам 45 . С этой целью он двинул туда свои войска. Генерал отправил в Умань несколько сот человек, приказав им пробраться незаметно в город. Вступивши в город, генеральское войско отнеслось очень дружелюбно к находившимся там буянам и вместе с ними предавалось необыкновенному пьянству. Генеральское войско похвалило буянов за то, что они так ловко расправлялись с евреями, и обещало при этом, что как только в город войдут ожидаемые войска, они вместе произведут поголовную резню евреев. Генерал велел приготовить веревки и виселицы. Со своими остальными войсками вошел он в город после; несколько сот человек под предводительством одного полковника 46 еще раньше генерала вошли в город. При виде страшной картины опустошения и убедившись, что буяны намерены производить новые бесчинства и насилия над евреями, полковник вспылил и с негодованием крикнул на них: «Кто позволил вам так жестоко убивать несчастных евреев?!». Поняв, что полковник не шутит, буяны обратились было в бегство, но немедленно были задержаны и перевязаны. С ожесточением и лютой яростью полковник стал бить и терзать их. «Мало с вас было произведенного грабежа, вы хотели еще опустошить всю Польшу!» – гремел голос полковника. «Царь не облекал вас властью проливать столько невинной крови». Затем генерал Браницкий приказал своим донцам окружить буянов и никому не давать возможности исчезнуть. Донцы с обнаженными саблями обступили буянов. Потом принялись за Гонту и причиняли ему неимоверные страдания. Его заковали в железные цепи и самым бесчеловечным образом били. Гонта поднял отчаянный вопль. «Недостоин я пощады, говорил он, т. к. я всегда был безжалостен к стонам и мольбам девиц и вдов, которых часто закалывал». «Одна несчастная вдова умоляла меня однажды оставить её в живых; в ответ я одним взмахом ноги выбил ей все зубы; по заслугам и мне воздадут». Браницкий приказал своим отрядам отправиться в деревню за возами. Москвичи (москали, вероятно) отправились и привезли возы. На каждый воз поместили по шести буянов; по дороге они смеялись и веселились, но как только они были приведены в город (какой?), смех их совершенно прошел. Пойманных буянов вешали по семи в каждой деревне. Гонгу приказано было генералом не вешать: его сначала подвергали ужасным пыткам. Потом его заключили в подземелье, и генерал послал в Шарогород за палачом. Когда палач явился, созвали всех евреев смотреть на печальный конец Гонты. Прежде всего с него железными гребнями сдирали кожу. Затем сделали железную корону, сильно накалили и надели ее Гонте на голову, говоря при этом: сегодня мы коронуем тебя в польские короли 47 Палачу, для поддержания и усиления обуявшего его зверства, давали пить водку. По временам палач прибегал и вырывал каждый раз по куску мяса из тела Гонты. Затем Гонта был на части разрублен.

"Умань вошла в состав России после второго раздела Польши, в 1793 году. В 1801 году здесь проживали 1895 евреев, в 1847 - 4333, а в 1897 - 17945 евреев, в 1914 - 28267 евреев (более половины населения в городе в то время). С отменой черты оседлости еврейское население города начало уезжать в крупные города и к 1939 году оно сократилось до 13233 человек (29,8% от всего населения).
Погромы в Умани занимают особую страницу в еврейской истории.

В 1768 году в Польше возникла угроза гражданской войной из-за "конфедерации", которую создали в Подолии польские магнаты, чтобы противопоставить ее политике Варшавы. Этой ситуацией воспользовались гайдамаки, лозунгом движения которых была месть за попранные права православных на Украине, угнетаемых воинствующими католиками Польши. Запорожцы во главе с Железняком переправились через Днепр и вместе с крестьянами и казаками начали истреблять поляков и евреев правобережья Днепра. Бандиты сначала отправились к городам Смела, Конев, Фастов и Васильков, которые они ограбили и подожгли. Наибольший ущерб был нанесен восставшими в Умани, которая, пожалуй, была в то время богатейшим городом после Киева на Украине. Ужасной еврейской резне в Умани способствовало предательство руководителей и польских защитников города. Первым предателем явился главный защитник города, казачий сотник Гонта, который служил у поляков. Гонта принес клятву полякам о защите города, и тут же перешел с его воинами на сторону Железняка. Затем Гонта обманул польского губернатора Умани Рафала Младановича. Придя с бандами к городу, Гонта обещал Младановичу, что он не причинит городу и его жителям никакого вреда, если его мирно впустят в город. В Умани находились более 20 тысяч поляков и евреев, которые там собрались, убегая от убийц из гайдамацких банд. Поляки укрылись в костелах, евреи в синагогах. Около 3000 евреев нашли временную защиту в большой синагоге. Самые смелые среди них вооружились ножами и палками и противостояли разбушевавшимся бандитам. Руководили защитой синагоги Лейба Шаргородский и Моше Менакер. Защита не позволила гайдамакам захватить синагогу. Тогда они начали обстреливать синагогу из пушек. В результате стены синагоги обрушились и погребли под собой евреев, находящихся там.
Затем руководители гайдамаков собрали вместе богатых евреев города и вынудили отдать их собственность казакам, обещая сохранить жизнь. Но после этого казаки всех их убили. Они убили Младановича, мотивируя это тем, что также как он предал евреев, так и они, казаки, его предадут и уничтожат. Надежда поляков, что предав евреев, они спасут свои жизни не оправдалась. Ранее, в свое время, после того как убийцы Хмельницкого зарезали евреев - они точно также рассчитались с поляками.
Предвестником погромов 1919 года был погром в октябре 1905 года, который был организован при сочувственной поддержке христианского чиновничества и духовенства мещанами, в результате которого погибло 3 еврея.
28 ноября 1917 года (по старому летоисчислению) произошел первый погром - солдаты поджигали дома, разграбили магазины, к ним присоединились крестьяне и грабили лавки, возникла угроза нападения на банки. Позднее весной и летом 1919 года в Умани произошло несколько еврейских погромов. 12-го мая 1919 года повстанцы захватили город и начали бесчинствовать. Среди нападающих были крестьяне, начиная от подростков и кончая бородатыми стариками, вооруженные косами, граблями и палками. У большинства нападавших было оружие. К погромным действиям присоединились преступные элементы, выпущенные из мест заключения, а также и мещане, чиновники и ряд лиц местного духовенства. Еврейское население попряталось по домам, на чердаках и в погребах. К вечеру 12 мая к повстанцам примкнули местные жители из предместья Умани, а также воры, грабители, убийцы, бежавшие в свое время из тюрьмы и гулявшие на свободе. Рассыпавшиеся по городу отдельные толпы обходили квартиры, где производили обыски, ища оружие и коммунистов. Обыски кончались открытым грабежом, избиениями и убийствами. 13-го мая толпа из всех этих подонков бросилась в еврейские квартиры и принялась убивать, грабить и жечь, в этот день погрома погибло около 150 евреев, преимущественно богатых и зажиточных. Были случаи применения пыток, отрезание рук, ног, ушей, носа и грудей у женщин. 14-го мая погром возобновился с новой силой, и в этот день было зверски убито еще 200 человек. Местная интеллигенция вполне равнодушно наблюдала сцены погрома и убийств своих соседей. После завершения погрома разрешено было похоронить убитых. Из домов и улиц сваливали на телеги тела и свозили их на еврейское кладбище, где предали земле в огромных 3-х братских могилах. Во время этих похорон озверелые бандиты под угрозой расстрела запрещали плакать, заставляли родственников убитых петь и плясать, а сами распевали веселые песенки и наигрывали на гармониках. После похорон жертв погрома в течение продолжительного времени местные торговцы и приезжее крестьянство отказывались наотрез продавать еврейскому населению какие бы то ни было продукты и товары, поставив, таким образом, его уцелевшую часть под угрозу голодной смерти. Гонения и преследования еврейского населения в самых разных видах не прекращались во все время пребывания повстанцев. Среди убитых евреев не оказалось ни одного коммуниста. Придавленное и ошеломленное пережитым, еврейство сидело по домам, не выходило на улицу.
1 августа 1941 года Умань оккупировали нацисты. 13 августа 1941 года было приказано явиться в горуправу представителям еврейской интеллигенции и 60 человек мужчин явилась туда. Фашисты жестоко расправились с ними, издевались до тех пор, пока не замучили насмерть. Единичных случаев убийств было очень много, происходили систематические нападения на еврейские квартиры, грабежи, издевательства, убийства. Затем объявили перерегистрацию всего еврейского населения, проходящие регистрацию все были избиты. Для отличия евреев от других людей, независимо от возраста они должны были носить на правой руке белые повязки с шестиконечными звездами.
Гитлеровцы после регистрации еврейского населения создали в Умани гетто, которое носило временный характер, издевательства и убийства евреев продолжались все время существования гетто. 20 сентября 1941 года оккупантами было принято решение о проведении акции уничтожения еврейского населения айнзацкомандой (одной из карательных групп, создаваемых и используемых специально в целях массовых казней гражданских лиц на захваченных нацистами территориях) в течение двух дней. Однако, местная полиция с участием большого количества немецких солдат предприняли нападения против евреев преждевременно 21 сентября, в результате которых были совершенно разрушены квартиры евреев, а ценности разграблены. Затем прошло уничтожение евреев айнзацкомандой 22 и 23 сентября 1941 года. На окраине города, в Сухом Яру, оккупанты расстреляли тысячи евреев в трех километрах от города в урочище Сухой Яр - месте массовых расстрелов 1941 года. Командующий группой армий фон Рундштедт 24 сентября - на следующий день после казни евреев в Умани, издал приказ: «Акции против коммунистов и евреев будут производиться специальными подразделениями полиции безопасности. Участие вооруженных сил в беспорядках, учиняемых украинцами среди еврейского населения, запрещено…». Сообщение офицера вермахта Эрвина Бингеля об уничтожении еврейских общин Винницы и Умани в 1941 - 1942 годах имеется в Яд Вашеме, оно также приведено в книге «Яд Вашем: Исследования1», изданной в 2009 году. Оно касается массовых расстрелов еврейского населения Умани в районе аэропорта города Умани в сентябре 1941 года.
Еще одна акция по уничтожению евреев Умани была проведена позднее, 8 октября 1941 года. Организуя эту акцию нацисты не обошлись без коллаборационистов. Ввиду того, что в верхних эшелонах власти считали, что эта процедура может сильно уронить престиж немецкого военного командования, было решено действовать иначе - использовать для массовых убийств специально обученную украинскую полицию. Командовали ею несколько офицеров и сержантов СС. Таким образом, массовому убийству пытались придать национальную окраску. Уманских евреев вывезли за город, их ждали три вырытые глубокие ямы - палачи расстреливали и кидали людей в эту яму. Многие, по-видимому, были тяжело ранены, их быстро засыпали землей, но три дня после этого земля еще шевелилась. После этого погрома в Умани осталось 1.800 евреев, которые были уничтожены в апреле 1942 года. Во время Второй мировой войны нацисты истребили в Умани около 17000 евреев из города и близлежащих местечек и сел."

21.12.2016 07:46
Группа украинских националистов ворвалась в ночь на среду в синагогу в Умани на могиле раби Нахмана и грозила находившимся там евреям насилием. Погромщики забросали внутренние помещения здания кусками свинины и облили красной краской.

Антисемитский инцидент в Умани чудом не закончился насилием: группа украинских националистов ворвалась в ночь на среду, 21 декабря, в здание синагоги на могиле раби Нахмана и, выкрикивая ругательства в адрес евреев, забросала помещение кусками свинины. В частности погромщики водрузили в помещении свиную голову с вырезанной на ней свастикой.

Находившиеся в здании несколько евреев сумели убежать оттуда и вызвать полицию. Погромщики же залили все помещение красной краской, видимо символизирующей кровь. Полицейские прибыли на место, когда погромщики уже ретировались. На данный момент неизвестно ни о каких арестах подозреваемых в погроме.

1

После кровавых событий времен хмельнитчины медленно и с трудом восстанавливались еврейские поселения Волыни и Подолии‚ Польши‚ Литвы и Белоруссии. Власти понимали‚ что евреям нужно дать временную передышку‚ чтобы они снова занялись ремеслами и торговлей и начали платить налоги в государственную казну. Король Ян Казимир даровал им отсрочки по взносу налогов; король Михаил Вишневецкий подтвердил на коронационном сейме в Варшаве генеральные привилегии польско-литовских евреев‚ а Ян Собесский в каждую сеймовую конституцию включал один и тот же пункт: "Евреев Короны мы‚ ради мирного их развития‚ оставляем при давних правах". Евреи почитали Яна Собесского за его покровительство и называли в своих сочинениях "сыном солнца‚ королем королей и спасителем своего народа". Но знаменитое право "вето"‚ по которому любой депутат по своему капризу мог сорвать работу сейма‚ сводило порой на нет самые лучшие королевские постановления. Доходило до того‚ что паны публично призывали народ не подчиняться королевским приказам. "Если мы будем считаться с правами и привилегиями евреев‚ – всенародно призывал некий виленский пан‚ – то конца этому не будет. Надо их попросту выжить отсюда: одних утопить с камнями на шее‚ других избить". А толпа кричала в ответ: "Так им и нужно!"

Чтобы оправиться от последствий катастрофы‚ евреи хватались за любой промысел – несмотря на постановления Ваада‚ который опасался новых конфликтов с местным населением. Условия тогдашней жизни были нелегкими: часто повторялись погромы‚ пожары‚ эпидемии‚ от которых страдало еврейское население в тесных своих кварталах. Около 1678 года евреи краковского предместья – как отметил современник – "от двухлетнего поветрия в большей своей части вымерли‚ а другие бежали от этой заразы в Водзислав‚ но там ниспослан был на них огонь‚ и впали они в великую нищету и убожество". А в книге витебского кагала за 1711 год записано: "Вот уже несколько лет‚ как над нами разразились страшные бедствия... Нужда слишком велика‚ и одно бедствие следует за другим. Ведь это про нас сказано: "Утром просишь‚ чтобы настал вечер‚ а наступает вечер – не дождешься утра". Евреям позволяли существовать‚ потому что они были источником дохода для казны и должностных лиц‚ для любого‚ кто желал получить с них "подношение". Недаром говорили: "Кто заступается за евреев‚ тот уже получил‚ а кто выступает против них – желает получить".

Расходы на всевозможные нужды увеличивались значительно быстрее скромных доходов тех времен‚ и попадая в безвыходное положение‚ кагалы занимали деньги под огромные проценты, чаще всего у монастырей. Эти проценты надо было выплачивать‚ а поэтому снова брали кредиты и выплачивали уже проценты на проценты‚ – многие общины не надеялись рассчитаться когда-либо со своими кредиторами. В Дрогобыче‚ к примеру‚ на статью бюджета кагала "погашение долгов и проценты" приходилось три четверти всех расходов общины. Виленская община задолжала огромную сумму денег ордену иезуитов, а также доминиканцам, бернардинцам, августинцам, кармелитам и ордену кающихся грешников. Познанский кагал к началу восемнадцатого века задолжал около четырехсот тысяч злотых‚ а долги центрального Ваада доходили до трех миллионов злотых. Депутаты на сеймах заявляли‚ что евреев приходится терпеть в стране хотя бы потому‚ что никто не хочет потерять данные взаймы деньги.

Кредиторы ставили свои условия‚ давая в долг деньги. Получив очередной заем‚ Коронный Ваад вынужден был согласиться с тем‚ что в случае неаккуратного возврата долга всякого еврея Короны можно "грабить‚ арестовывать‚ хватать‚ сажать в тюрьму‚ угнетать и преследовать"‚ пока долг не будет уплачен. Ваад согласился также‚ что в случае неуплаты "будут конфискованы все еврейские товары в Короне‚ закрыты синагоги‚ евреи будут изгнаны из домов‚ и на их место поселены христиане"‚ а Ваад не сможет жаловаться на это королю или воеводам.

Чтобы сохранить свое существование‚ общины изыскивали новые и новые возможности для получения денег. Если кто-либо хотел открыть лавку‚ мастерскую‚ купить или построить дом‚ он должен был уплатить общине установленную сумму и получить взамен "хазаку" – концессию – на данное предприятие. Ввели "хазаку" и на право водворения: желающий поселиться в общине платил в кагальную кассу значительную сумму. Но денег всё равно не хватало на всевозможные налоги и поборы‚ и тогда ввели налог на предметы потребления‚ так называемую "коробку"‚ коробочный сбор – на убой скота‚ резку птиц и продажу кашерного мяса‚ а временами на молоко‚ хлеб‚ мед‚ водку и другие продукты.

Бывали случаи‚ когда кагал‚ срочно нуждаясь в деньгах‚ освобождал от будущих выплат состоятельного члена общины за единовременный денежный взнос‚ но эти деньги тут же уходили на покрытие долгов‚ и тяжесть будущего налогового обложения ложилась на рядового члена общины. Это вызывало недовольство‚ ропот‚ недоверие‚ и прежнее уважение к кагальным старшинам сменялось неприязнью и открытой враждой. Богатые члены общины могли уплатить кагалу крупные суммы денег на получение "хазаки" и избавиться от менее состоятельных конкурентов‚ а те‚ беднея из года в год‚ все свои беды сваливали только на кагал. Кагал оберегал их от будущих бедствий‚ но кагал их и ограничивал. Это создавало внутренние напряжения‚ которые и привели со временем к разрушению кагального управления.

К восемнадцатому веку королевская власть в Польше была сведена до минимума‚ и в государстве‚ которое "держалось беспорядком"‚ грамоты королей никого практически не защищали. Воеводы‚ старосты и подстаросты хозяйничали в общинах по своему желанию‚ назначали и арестовывали кагальных старшин‚ вымогали деньги‚ и с вступлением в должность каждого нового воеводы приходилось заново хлопотать о восстановлении прежних привилегий. Мещане городов постоянно воевали со своими еврейскими конкурентами. "Еврей продает свой товар слишком дешево‚ – жаловались они‚ – и отнимает у нас покупателя". Но покупатели были иного мнения. "Паны говорили‚ что хоть евреи и гадкие нехристи‚ а всё же хорошо их иметь в городе‚ – писал современник. – У них найдешь шелк‚ меха‚ золото‚ серебро‚ жемчуг‚ тюль‚ и всё дешевле... Еврей не позволяет себе излишеств. Посмотрите на его одежду‚ войдите в его дом: он грызет чеснок‚ редьку или огурец‚ собирает денежки‚ угождает пану‚ а себе во всем отказывает".

В ту пору шляхта получила право на винную монополию: изготавливать вино‚ водку‚ пиво и мед и продавать напитки в шинках. Не желая заниматься этим промыслом‚ паны отдавали его в аренду евреям‚ так же поступали короли в своих владениях‚ и к концу семнадцатого века шинкарство стало главной отраслью еврейской торговли‚ потому что из других промыслов их вытеснили магистраты и ремесленные цехи. "Паны неохотно сдают корчмы полякам‚ – писал путешественник. – Поляк-корчмарь любит мед да водку‚ а давать счет панам не любит‚ тогда как жидов они без церемоний могут к этому принудить".

Живя на частных землях‚ евреи были прикреплены к "кабацкой стойке и к мелкой аренде" и целиком зависели от пана. Холопа-украинца пан побаивался‚ помня уроки прошлых восстаний‚ а еврея нечего было опасаться: помещик мог сгноить в тюрьме несостоятельного арендатора со всей его семьей‚ мог отнять у него детей‚ крестить их – жаловаться было некому. В дневнике волынского помещика восемнадцатого века имеется такая запись: "Пятое января. Арендатор Гершко не уплатил мне еще с прошлого срока девяносто один талер... Вчера я приказал его заковать и запереть со свиньями... младшего его сына Лейзю взял на мызу и приказал учить катехизису с молитвами. Очень способный мальчик. Я намерен окрестить его‚ и епископ обещал приехать ко мне к этому акту и приготовить его душу. Лейзя не хотел сначала делать крестного знамения и повторять наши молитвы‚ но управляющий высек его‚ и сегодня он ел уже свинину... " Затем в дневнике рассказано о том‚ как приехали евреи из Бердичева‚ уплатили долг – девяносто один талер‚ подарили пану голову сахара и десять фунтов кофе и умолили отпустить мальчика. "Впрочем‚ – пишет далее помещик‚ – я вполне уверен‚ что еврей опять не уплатит в срок‚ и Лейзя попадет-таки в мои руки и сделается христианином..."

Известен случай‚ когда каневский староста‚ забавляясь‚ приказывал еврейским женщинам влезать на яблони и куковать‚ а сам стрелял в них дробью; когда же раненые падали с дерева‚ он веселился и кидал им золото. Получалось так‚ что бесправный еврей страдал от пана в спокойные времена и страдал за пана – во времена мятежей.

2

Католическое духовенство тех времен искало виновников бедствий‚ которые потрясли Польшу в середине семнадцатого века. В первую очередь обвинили иноверцев‚ на которых свалили вину за смуты‚ неурядицы‚ эпидемии и в особенности за военные поражения. В 1672 году Турция захватила Подолию‚ и евреев сразу же обвинили в сношениях с неприятелем‚ хотя турки грабили их наравне с остальным населением и угоняли в плен. Многие годы после этого евреи Европы собирали деньги на выкуп пленников той войны.

Борьба в Польше велась между неравными. Духовенство било противника‚ ослабевшего после страшных лет хмельнитчины‚ и когда какой-либо сейм вводил ограничительные законы‚ причина приводилась одна и та же: "Дабы вероломство и своеволие жидовское не брали верх".Поляк с малых лет проникался презрением к еврею‚ и воспитанники иезуитских школ по-прежнему нападали на еврейские кварталы и грабили их. Это были уже не проказы подростков‚ но организованные нападения на беззащитных людей. Общины давали подарки начальству школ и учащимся‚ чтобы избежать погромов‚ и известен случай‚ когда в Перемышле кагал предотвратил нападение‚ подарив каждому из преподавателей – "почтенным панам философам" – по паре желтых сапог из хорошей кожи‚ а учащимся выставил бочонок меду. Но и подарки не всегда помогали.

В 1664 году ученики церковных школ Львова решили устроить погром. Узнав об их намерениях‚ евреи стали "вооружаться кто чем мог: пиками‚ топорами‚ секирами‚ саблями‚ пищалями‚ складывать камни во дворах и на крышах". Отряд самообороны разбил первые ряды наступавших‚ но городская милиция присоединилась к погромщикам‚ и они ворвались в еврейский квартал. Убили двух сыновей раввина‚ убили кантора в синагоге‚ изорвали свитки Торы: сто убитых и двести раненых – итог этого погрома.

Через два месяца‚ в день католического праздника‚ погром повторился. В запертый еврейский квартал толпа пробралась по крышам домов с соседних улиц и убила семьдесят пять человек. До начала двадцатого века на еврейском кладбище Львова сохранялись могилы жертв того года‚ и на одной из них было написано: "И Шмуэль-кантор стоял в молитве с помыслами‚ обращенными к Богу‚ когда проклятая пронзила его чистое сердце своим мечом; им она проколола и молитвенник‚ так что молящийся и молитвенник соединились". Эта женщина – "проклятая" – возможно‚ из предводителей погрома – упоминалась в надписях на шестнадцати могильных камнях‚ в том числе на могиле столетнего главы иешивы и на могиле юноши: "Проклятая сломила молодой росток могучего кедра‚ потушила светильник жизни‚ стремившийся к небу‚ закрыла уста‚ источавшие живые струи Торы; уже в пятнадцатилетнем возрасте он обладал мудростью старца". Дни тех погромов были многие годы днями поста и траура в львовской общине.

Но изредка случалось и иначе. В Познани в 1687 году несколько тысяч учеников и ремесленников пошли на штурм еврейского квартала‚ и его жители трое суток держали оборону. "Случилось небывалое‚ – писал еврейский летописец. – Бог дал нам силу противостоять врагу три дня и три ночи. Каждый раз‚ когда они с обнаженными мечами врывались на наши улицы‚ наши побеждали их и гнали до рынка‚ ибо те были трусливы. То было чудо‚ как во времена Ахашвероша". Это событие в Познани отмечали затем ежегодной благодарственной молитвой.

В семнадцатом веке в Польше было около шестисот монастырей‚ и влияние духовенства‚ особенно иезуитов‚ чрезвычайно возросло. На своих соборах церковь подтверждала старые и издавала новые ограничительные законы против евреев; снова провозгласили‚ как и в Средние века: евреев нужно терпеть лишь для того‚ "чтобы они напоминали нам о муках Христа и своим рабским положением являли пример справедливой кары Божией над неверующими". Не разрешали строить новые синагоги и ремонтировать старые; запрещали освещать синагоги ночью‚ устраивать кладбища возле города и совершать обряд еврейских похорон в дневные часы. В 1670 году сейм постановил: "Во время публичных процессий они (евреи) должны оставаться в своих домах‚ не расхаживая по улицам‚ а когда священник идет со святыми дарами‚ они должны свернуть в сторону – в противном случае будут подвергнуты наказанию". Евреям города Гродно приказали замуровать окна домов, выходивших на костёл, "чтобы не богохульствовали, когда священник с процессией несет гостию или когда с причащением идет к больному". Приходили одни короли и ужесточали ограничения‚ приходили другие – делали послабления‚ но политика церкви постоянно оставалась бескомпромиссной. На сеймах депутаты-шляхтичи даже жаловались на духовенство‚ что оно "изыскивает всякие предлоги‚ чтобы подвергать евреев преследованиям и изгонять их из городов‚ нанося этим страшный вред торговле".

В тогдашнем польском обществе господствовали суеверия. Верили в колдовство и в злых духов‚ за "сношения" с нечистой силой привлекали к суду и предавали мучительным казням. Евреям приписывали вину в появлении "чар" и таинственных знаков на домах‚ а в Новогрудском воеводстве сожгли без суда двух евреек‚ обвинив их в колдовстве. Христианское население практически ничего не знало о своих соседях-евреях‚ которые жили обособленно‚ и верило всевозможным небылицам. Самый нелепый слух можно было соединить с еврейским именем‚ и этому тут же начинали верить: ведь еврей был чужаком‚ с незнакомой религией‚ со странными обычаями‚ а это вызывало опасения. Некий игумен Орест‚ оставивший после себя обширные записи‚ зафиксировал без всяких сомнений следующий "факт": еврейка Шейна‚ дочь Вульфа‚ жена Айзика Габриловича‚ в Могилеве‚ на Шкловской улице‚ за валом‚ родила дитя, "неподобное на человека‚ но похожее на медведя косматого с когтями"‚ и дитя это было похоронено живым.

Не только в народной массе‚ но и в образованном обществе ходили нелепые рассказы о евреях. Верили‚ например‚ что если еврей – потомок Реувена притронется к неспелому плоду‚ то этот плод завянет‚ что посевы у потомков Реувена не дают всходов‚ а на их могилах не растет трава. Верили‚ что у потомков Шимона раз в году бывает кровотечение из пальцев рук и ног; что потомки Дана месяц в году испускают нестерпимое зловоние и потому должны смазывать себя христианской кровью для устранения этого запаха; что у каждого еврея из колена Гада имеется на голове пятнадцать язв, у евреев из колена Ашера одна рука короче другой‚ у потомков Дана свиные уши‚ у потомков Йосефа и Биньямина рот кишит червями‚ – и тому подобные небылицы‚ которые "подтвердил" некий Франциск‚ выкрест из евреев. И потому – на фоне полного незнания‚ непонимания и вражды – особенно удивительны случаи перехода христиан в иудейство.

В 1716 году вдова Марина Сыровайцова‚ дочь попа‚ мещанка города Витебска‚ показала на следствии‚ что задумала перейти в иудаизм по собственной воле‚ без чьих-либо уговоров‚ так как от отца она слышала‚ что вера иудейская лучше веры христианской. Она не пожелала вернуться в христианство даже под жестокой пыткой и заявила‚ что готова погибнуть еврейкой "за живого Бога". Суд приговорил вдову Марину к терзанию тела клещами и сожжению живой на костре. Тот же суд рассматривал дело девицы Марины Войцеховны‚ которая приняла иудаизм‚ обвенчалась с евреем и была арестована на свадьбе. Она не соглашалась вернуться в христианство после трех пыток и только после четвертой‚ особенно жестокой‚ сказала: "Теперь я гнушаюсь еврейской веры и как прежде верила в распятого Христа‚ так и сейчас готова за него страдать и умирать". Вместе с ней арестовали на свадьбе ее жениха и несколько евреев‚ которые уверяли судей‚ что они не подозревали‚ будто она христианка. Суд приговорил девицу Марину после ее раскаяния к обезглавливанию и сожжению тела‚ а каждый из евреев получил по сто ударов возле позорного столба.

Сохранилась еврейская рукопись восемнадцатого века‚ в которой рассказывается о графе Валентине Потоцком и пане Зарембе. Они учились в Париже и однажды во время загородной прогулки увидели старого еврея‚ который читал какую-то книгу. "Стали товарищи расспрашивать старца: что в этой книге‚ что это за письмена и что за язык книги‚ которую он читал? И ответил им старец: "Язык этот – язык священный‚ язык еврейский". Попросили они его рассказать‚ что написано в книге‚ и он перевел им с толковым объяснением несколько слов. Понравилось им его объяснение‚ и спросили они его‚ всё ли правда‚ что написано в этой книге? И старец отвечал: "Это всё истинно верно..." Товарищи стали умолять того старца... и он согласился наконец поучить их и назначил по часу три раза в неделю. В полгода выучили они всё Пятикнижие‚ и вошли в их сердца слова Закона‚ и стали точно другие люди... Сказал один из них: "Дал я себе слово в душе – убежать отсюда в Амстердам и принять там веру евреев". И отвечал ему его товарищ: "Как ты‚ так и я... "

Пан Заремба вернулся в Польшу‚ женился на дочери богатейшего гетмана Тышкевича и через несколько лет поехал с семьей в Амстердам. "Утром второго дня пошел он к раввину города и объявил ему‚ что желает перейти в веру еврейскую. И отвели ему особый дом и обрезали его и сына его‚ которому было пять лет. А жена его выглядывала‚ когда уже муж придет... и вечером пошла со слугою отыскивать мужа и сына. А он послал ей навстречу сказать‚ чтобы не искала‚ потому что перешел он в веру еврейскую. Как услышала она это‚ так и упала на землю без чувств. И поставили ее люди на ноги и спросили ее: что с тобою? А она кричала громким голосом: мой муж стал евреем!.. И пошла она в дом‚ где находился ее муж‚ а он закричал ей громко‚ чтобы не подходила к нему: потому что я жид‚ человек низкий‚ а ты великая боярыня‚ дочь гетманская. Заплакала она и сказала: приму же и я еврейскую веру... И стала она еврейкой... " После этого пан Заремба с женой и сыном уехали в Иерусалим и стали там жить.

А его друг – граф Валентин Потоцкий – принял иудаизм в Амстердаме‚ вернулся затем в Литву‚ жил возле Вильно‚ и называли его Авраам. За отпадение от христианской веры он был сожжен всенародно‚ и пепел похоронили на еврейском кладбище. День его гибели отмечали в виленской синагоге на второй день праздника Шавуот‚ и в еврейской памяти он сохранился под именем Гер Цедек‚ что в переводе с иврита означает – "праведный прозелит". Рукопись заканчивается такими словами: "А второго дня праздника Шавуот вышел приговор‚ чтобы сжечь его; сильно просили его перед сожжением‚ чтобы возвратился в их веру‚ а он над ними смеялся. Когда же мучили его‚ он громко и радостно превозносил Бога‚ говоря: будь благословен Ты‚ Боже‚ что освящаешь имя Свое всенародно!.. Тогда приказали они палачу вырезать ему язык и вырвать его из затылка...

И жил в те дни на Руси человек‚ который повествовал‚ что был Гер Цедек в городе Вильно и принял там мученичество всенародно..."

3

В Польше выходили в свет всевозможные сочинения‚ в которых обвиняли евреев в совершении ритуальных убийств‚ и суеверная толпа верила тому‚ что было написано. "Как шляхетская вольность невозможна без права "вето"‚ – писал один из обличителей‚ – так и еврейская маца невозможна без крови христианской". Церковь объявляла святыми мучеников‚ якобы убитых евреями‚ и на поклонение "святым мощам" приходили толпы верующих. Неудивительно поэтому‚ что в семнадцатом и восемнадцатом веках прошли ритуальные процессы во многих городах Польши – как правило‚ по одному и тому же сценарию.

В 1696 году в лесу возле Познани нашли тело воспитанника иезуитской школы. Родные убитого и местная шляхта тут же обвинили евреев‚ и вся община во главе с рабби Нафтали Коэном сидела целыми днями в синагоге‚ молитвами и постом готовясь к мученической смерти. Нашлись подготовленные лжесвидетели‚ назревал судебный процесс‚ но неожиданно на рынке поймали польскую крестьянку‚ которая принесла для продажи одежду убитого ученика. Убийцей оказался ее сын. В последний момент его пытались уговорить‚ чтобы всю вину свалил на евреев‚ будто бы подкупивших его‚ – но правда обнаружилась‚ и "тогда‚ – записал еврейский летописец‚ – почернели лица наших врагов‚ ибозамысел их не осуществился".

В 1736 году в той же Познани начался новый ритуальный процесс‚ который тянулся четыре года. Обвиняемых пытали‚ но они не признали себя виновными‚ и двое из них скончались от пыток. В конце концов с общины сняли обвинение‚ и тем не менее король Август II издал декрет‚ запрещавший всякие сношения евреев с христианами. В этом декрете был и такой пункт: если еврей станет ласково обращаться с христианским ребенком на улице или заговаривать с ним‚ а тот потом исчезнет‚ на этого еврея падёт подозрение в убийстве ребенка.

В 1698 году‚ перед еврейской Пасхой‚ в галицийском городе Сандомире некая христианка подбросила к церкви труп незаконно прижитого ребенка. Осмотр тела показал‚ что ребенок умер естественной смертью‚ что и подтвердила под присягой его мать. Но в дело вмешалось духовенство‚ женщину пытали и вырвали у нее подсказанное палачами признание‚ будто она передала тело еврейскому старшине Береку‚ а затем получила его обратно искалеченным. Однако на очной ставке с Береком женщина сказала: "Еврей неповинен; я сама от боли не знаю‚ что говорю". Ее снова пытали‚ и снова она повторила то‚ что подсказывали ей палачи. Берека подвергали страшным пыткам‚ жгли тело раскаленным железом‚ но он отрицал вину и кричал с дыбы: "Клянусь Богом живым‚ я ни в чем не виновен". Такую поразительную стойкость во время пыток объясняли тем‚ что у Берека была особая мазь с "сильными чарами"‚ охранявшими его от боли. А патер Жуховский‚ инициатор этого обвинения‚ писал: "Достойные уважения люди говорили‚ что необходимо пытать не только тело‚ растянутое на дыбе‚ но жечь свечами и тень‚ падавшую от тела‚ потому что может случиться‚ что дьявол переносит тело пытаемого на то место‚ где тень‚ а в дыбу подкладывает что-либо другое". И хотя подсудимый ни в чем не сознался‚ ему отрубили голову‚ рассекли тело на четыре части и развесили на перекрестках дорог.

На этом дело не закончилось‚ потому что мещанство города Сандомира хотело получить королевский декрет о поголовном изгнании евреев. В 1710 году всю общину обвинили в убийстве мальчика-сироты; прямых улик не оказалось‚ а потому прибегли к испытанному способу – к показаниям крещеного еврея‚ который подтвердил‚ что ритуальные убийства предписываются тайными еврейскими законами. Некий выкрест Ян Серафинович‚ душевнобольной человек‚ дал письменные показания‚ которые напоминают бред безумца. Он сообщил‚ что евреи нуждаются в христианской крови‚ чтобы "творить свои чары": новобрачным якобы при венчании дается яйцо с примесью христианской крови; этой же кровью мажут глаза умирающим‚ а на Пасху кровь примешивают к тесту‚ из которого пекут мацу. Серафинович заявил‚ что когда он был "главным раввином Литвы"‚ то сам замучил двух христианских детей, и подробно описал способ получения крови‚ вплоть до того‚ что ребенка катают в бочке‚ набитой гвоздями‚ а затем распинают на кресте.

Раввины вызвали клеветника на диспут‚ но он не явился‚ – возможно, те‚ что стояли за его спиной‚ не решились выставить на диспут сумасшедшего. На основании показаний Серафиновича суд приговорил к смерти трех руководителей общины города Сандомира. Патер Жуховский‚ инициатор и этого процесса‚ убедил Августа II изгнать евреев из города‚ и в королевском декрете было указано‚ что "нечестивые и неверные иудеи тайными и возмутительными способами проливают кровь христианских младенцев‚ которая вопиет к Божьему правосудию".

В 1747 году в городе Заславле на Волыни в дни Пасхи обнаружили под снегом мертвое тело. Собравшаяся толпа стала кричать‚ что евреи убили христианина; обвиняемых пытали‚ один из них не выдержал мук и признал обвинение‚ но остальные держались. В конце концов был вынесен чудовищный по жестокости приговор – не в порыве безумия пьяной от крови толпы‚ а при обстоятельном размышлении "жрецов правосудия": "Палач должен посадить осужденного на кол живым и оставить его там‚ пока тело его не будет съедено птицами и не распадутся его бесчестные кости"; с другого осужденного велено было "содрать с живого четыре полосы кожи‚ вынуть из груди сердце‚ разрезать на четыре части и прибить каждую к столбам по городу". В заупокойной молитве‚ написанной по этому поводу‚ взывала к небесам вся община Заславля: "Боже милосердный в небесах‚ дай безмятежный покой в рядах святых душам святых... Земля‚ не закрывай их кровь‚ и пусть не умолкнет их вопль‚ пока не увидит Господь с небес!"

В 1753 году в Житомире был инсценирован новый ритуальный процесс. Тринадцать обвиняемых приговорили к смерти: им обмотали руки паклей и подожгли‚ затем провели через весь город к месту казни‚ четвертовали‚ обезглавили и головы развесили на кольях. Трое обвиняемых согласились креститься под угрозой мучительной казни; их обезглавили и в торжественной процессии в честь новообращенных привезли в гробах в костел – "при громадном стечении панов‚ обывателей и военных". И теперь уже евреи Житомира взывали к небесам в заупокойной молитве: "Доколе будешь молчать‚ Господи‚ и прощать проливающим невинную кровь праведников?!. "

Затем возникло новое ритуальноеобвинение‚ и евреи послали в Рим особого уполномоченного‚ который просил папу "оказать его несчастным иноверцам милость и защитить их от притеснений‚ тюремных заточений‚ пыток и смертных казней". Кардинал Лоренцо Ганганелли составил особую записку в защиту евреев и напомнил‚ что те же самые обвинения выдвигали некогда язычники против первых христиан. Папа римский предостерег польское духовенство от подобных обвинений‚ однако в 1790 году в Гродно осудили раввина Эльазара за то‚ что он якобы убил христианскую девушку. Его приговорили к четвертованию‚ но король Станислав Август не утвердил приговор. "Я не допущу‚ – сказал он‚ – подобной бойни в моем государстве". Когда же ему заявили‚ что казнь всё равно состоится‚ король уехал из города за день до этого. Несчастного казнили на городской площади в присутствии тысяч зрителей и нескольких евреев‚ которые пришли специально‚ чтобы произнести "аминь" на последнюю молитву мученика. Его тело разрезали на четыре части и развесили по городу в назидание другим‚ а на следующий день евреи с плачем похоронили его.

На его могиле написали: "Здесь покоится прах выдающегося ученого и знатного человека рабби Эльазара Святого‚ сына Шломо Вербловера. Он пролил свою кровь‚ публично освятив имя Господа. Да будет душа его вплетена в узел жизни!"

4

В 1700 году началась двадцатилетняя Северная война‚ сопровождавшаяся гражданской войной в Польше. Русские армии Петра I в союзе с войсками польского короля Августа воевали против шведского короля Карла XII и поддерживавших его сторонников Станислава Лещинского. Это была долгая война‚ и велики были страдания еврейского населения‚ оказавшегося между двух огней. И та и другая сторона облагали их чрезвычайными налогами и контрибуциями; пострадала во время осады община Познани‚ пострадала община Львова; солдаты и казаки грабили еврейское население в городах и местечках.

В то время Украина была разделена на две части: Малороссия‚ или левобережная Украина‚ принадлежала России‚ а правобережная Украина оставалась за Польшей. Православное крестьянское население правобережной части‚ закабаленное католической шляхтой‚ видело в еврее-арендаторе чужака-нехристя‚ ставленника панов‚ и потому повторилось то же самое‚ что было прежде‚ во времена народных восстаний. С первых лет Северной войны появились отряды казаков и бунтующих крестьян на Киевщине‚ Волыни и Подолии. В Баре‚ Немирове‚ Полонном‚ Заславле и других местах они нападали на польскую шляхту и евреев. В 1702 году атаманы Самусь и Палей захватили Богуслав‚ Корсунь‚ Лысянку‚ Белую Церковь и перебили поляков и евреев. По Украине бродили казацкие и крестьянские отряды – гайдамаки‚ к которым присоединялись мещане‚ шляхта‚ "других наций беспокойные люди", даже крещеные евреи‚ и все вместе они нападали на помещичьи усадьбы‚ еврейские корчмы и местечки.

В 1734 году на Украину вступили русские войска‚ чтобы поддержать вновь избранного польского короля Августа III против его соперника Станислава Лещинского. Призыв русских действовать против шляхетской партии Лещинского был подхвачен на Украине‚ и с лозунгом "Дана воля грабить жидов и убивать ляхов" гайдамацкие отряды снова поднялись против панов и евреев. Запорожская Сечь не выступала на стороне гайдамаков и временами боролась с ними‚ но она дала много участников этого движения. Атаман Верлан совершал набеги на Подолию и Волынь якобы от имени русской императрицы Анны Иоанновны‚ и от его отрядов особенно пострадали общины Шаргорода‚ Меджибожа‚ Хмельника и Полонного. Когда Август III прочно утвердился на престоле‚ польская шляхта с помощью русских солдат попыталась усмирить гайдамаков‚ но волнения продолжались. Атаманы Грива‚ Медведь‚ Харек‚ Игнат Голый со своими отрядами совершали налеты на Корсунь‚ Погребище‚ Павлочь‚ Рашков‚ Гранов и другие города. Путешествовавший через те края иностранец записал в своем дневнике: "Эта страна плодородна и приятна‚ но малолюдна‚ будучи подвержена набегам татар и гайдамаков‚ которые приносят величайшиеразорения... Знающие довольно этих разбойников..., уверяли меня‚ что это – скопище бродяг‚ состоящее из множества дурных людей разных народов‚ которые убегают из своих мест‚ чтобы спастись от руки правосудия".

В 1740 году поднял бунт атаман Вощило. К его отрядам примкнули крестьяне и мелкие шляхтичи‚ и они стали грабить города и местечки в районе Быхова‚ Кричева и Мстиславля. Васько Вощило‚ называвший себя "великим атаманом" и "внуком Богдана Хмельницкого"‚ указывал в своих воззваниях‚ что цель его восстания – не бунт против правительства и шляхты‚ а "истребление жидовского народа и оборона христианства". Были и другие атаманы‚ которые со своими отрядами убивали и грабили на проезжих дорогах панов и евреев‚ разоряли местечки и с награбленной добычей уходили на русскую сторону‚ за Днепр. Порой по требованию польских властей русские выдавали гайдамаков‚ но чаще всего они ускользали от наказания. Эти отряды разорили Винницу‚ Гранов‚ Фастов‚ Умань‚ Радомышль‚ Летичев‚ Мошны.

Сохранились показания взятых в плен гайдамаков. Казак Андрей Суляк сообщил‚ что в тех местах‚ где он побывал со своим отрядом‚ "уже не оказалось ни одного еврея‚ так как здесь раньше побывали запорожские казаки... Жалованья же никакого казаки не получают‚ но им позволено грабить евреев и ляхов и убивать первых". Казак Петр Демьянович показал‚ что в Замехове они нашли на берегу реки‚ в тростниках‚ двух спрятавшихся евреек‚ которых и убили. Казаки удивлялись небрежности своих предшественников‚ говоря: "Что это за казаки‚ по уходе которых еще оказываются ляхи‚ жиды и ксендзы; после нас ничего уже не останется‚ всех перебьем".

5

В 1764 году польским королем был избран Станислав Август Понятовский. Россия потребовала‚ чтобы православным подданным Польши были предоставлены религиозная свобода и политические права‚ и русский посол угрозами вынудил сейм принять закон о равноправии православных граждан Польши. Часть шляхты и духовенства воспротивились этому и образовали Барскую конфедерацию для защиты католической веры и древних шляхетских свобод. Соединенные русско-польские войска выступили против конфедератов и разбили их‚ и в это же время вспыхнуло на Украине восстание гайдамаков и православного крестьянства.

Это началось в 1768 году‚ и на этой стадии гайдамацкое движение известно под названием Колиивщины. Современник событий писал в том году: "Сообщаю вам‚ дорогой мой друг‚ о великом несчастье‚ постигшем Украину. Бунт изменников‚ известный под именем гайдаматчины‚ начался в селе Жаботине‚ где жил рабби Авремель‚ известный вам. В том селе умерщвлено было семьдесят человек‚ в том числе и жена рабби. Распороли живот‚ а плод вынули живым... Затем опустошительное движение гайдамаков распространилось по всей Украине. Горе глазам видящим и ушам слышащим это!.. Мы бежали в субботу и нарушили почти все субботние постановления. Мы бежали и потеряли всякие вести один о другом. Мы лишились всего нашего состояния. Стыдно сознаться‚ до чего мы дошли: многие умирали от голода и жажды. Несколько тысяч не были даже погребены‚ а сделались добычей свиней и собак. Избави нас‚ о Господи! От великого горя не могу писать вам... "

Во главе Колиивщины встал запорожец Железняк‚ а идейным вдохновителем был православный монах Мельхиседек Значко-Яворский. Он побывал в Петербурге и якобы получил "золотую грамоту" от императрицы Екатерины II на право избивать поляков и евреев. В грамоте было сказано: "Так как мы ясно видим‚ с каким презрением и бесстыдством поступают поляки и жиды с нами и с нашей православной религией... то даем приказ и повелеваем Максиму Железняку‚ полковнику и командующему в наших землях Низового Запорожья‚ вступить в пределы Польши... чтобы вырезать и уничтожить с Божьей помощью всех поляков и жидов‚ хулителей нашей святой религии... Дано в Санкт-Петербурге. Екатерина". И хотя императрица объявила впоследствии‚ что грамота была подложной‚ всюду‚ где появлялись гайдамаки‚ они зачитывали эту грамоту и поднимали народ на войну. С лозунгом истребления всех поляков‚ а также евреев "от Нухима и до Боруха" гайдамаки напали на Жаботин‚ Черкассы‚ Смелу‚ Корсунь‚ Канев. Затем подошла очередь Тетиева‚ Рашкова‚ Липовцов‚ Тульчина. Везде грабили и убивали‚ не пропуская ни одного. Очевидец писал: "В Лысянке мы нашли на одной виселице трупы ксендза‚ шляхтича‚ еврея и собаки с надписью: "всё одна вера".

Особенно привлекал гайдамаков город Умань‚ принадлежавший графу Потоцкому. Надеясь на крепостные стены‚ многие беглецы сбежались в Умань в страхе перед гайдамаками‚ переполнили город и массами расположились за его стенами. Губернатором был поляк Младонович‚ а отрядом казацкой милиции‚ что защищала город‚ командовал сотник Гонта. Когда Железняк подошел к Умани‚ Гонта с казаками перешел на его сторону и перебил всех беглецов‚ что расположились за стенами. После этого Железняк и Гонта напали на город. В первый день штурма поляки и евреи дружно оборонялись на городских стенах под командой землемера поляка Шафранского. Дочь губернатора вспоминала впоследствии: "Шафранский выбивался из сил‚ стараясь везде поспеть. Он раздал ружья евреям‚ чтобы они через палисад отбивались от крестьян... Помню‚ я видела жидов с опаленными бородами и пейсами‚ охотно стреляющими и защищающимися. Могу сказать‚ что только одни жиды и защищались..."

Гайдамаки убедили губернатора‚ что поляков они не тронут‚ вошли в город и напали на евреев. Началась резня‚ которая продолжалась трое суток. Жестокость гайдамаков поставила Уманскую резню наравне с самыми ужасными проявлениями массовых преступлений. По приказу Гонты трупы было запрещено хоронить‚ их бросали в колодцы и отдавали на съедение собакам. Покончив с евреями‚ гайдамаки принялись за поляков. Губернатор Младонович перед смертью напомнил Гонте‚ что тот клялся пощадить ему жизнь‚ но Гонта на это ответил: "Ты тоже изменил своему слову‚ данному евреям‚ не выдавать их мне". Всего в Умани погибло около двадцати тысяч поляков и евреев. Затем гайдамаки вышли из города‚ устроили на поле табор и‚ поделив между собой богатую добычу‚ пьянствовали непрерывно в течение двух недель.

В еврейском свидетельстве об Уманской резне сказано: "Все евреи заперлись внутри синагоги... и начали защищаться. Один из них‚ по имени Лейба‚ выхватил меч у разбойника и убил двадцать врагов; другой‚ некто Мозес Мокер‚ защищаясь отчаянно‚ убил их тридцать. Наконец‚ разбойники... привезли пушку и ядрами стреляли по синагоге. Тысячи евреев лишились там жизни‚ но они сделались мучениками за веру. Одна женщина по имени Брейла‚ опасаясь‚ чтобы после ее смерти дети не были обращены в другую веру‚ утопила их в реке... Убийцы топтали младенцев на глазах их матерей‚ живых детей вбивали на острия пик и с торжеством носили по улицам‚ как бы празднуя победу..." Другой еврейский летописец писал: "Разложив на полу свиток Торы‚ они (гайдамаки) стали топтать его ногами и резать на нем евреев. Резня была так велика и ужасна‚ что кровь зарезанных стояла в синагоге выше порога. Потом гайдамаки вынесли из синагоги свитки Торы‚ разложили их по улицам и верхом проезжали по ним". А в актах Уманского Базилианского монастыря сказано так: "Страшно было видеть их (евреев)‚ плавающих в собственной крови‚ без рук‚ без ушей‚ обнаженных‚ которых добивали собравшиеся из ближайших сел поселяне... Тут даже женщины‚ ожесточенные примером мужей‚ дубинами‚ ножами‚ лопатами‚ серпами резали и убивали‚ и даже детей своих к этим жестокостям принуждали".

Покончив с Уманью‚ гайдамаки отправились в Балту‚ куда бежали уманские евреи‚ и убили их там. Затем они пошли в Бендеры‚ где тоже грабили и убивали. Но это уже были последние их дни. Гайдамаков усмирила Россия‚ которая опасалась‚ как бы восстание не перекинулось на левобережную Украину. Железняка‚ русского подданного‚ сослали в Сибирь. Семьсот гайдамаков повесили на пути от Умани до Львова. Гонту подвергли ужасным пыткам и казнили. И на этом гайдаматчина закончилась.

В память о резне в Умани была установлена особая молитва‚ которую читали ежегодно в уманских синагогах в пятый день месяца таммуз: в тот день гайдамаки напали на Умань. В память тех страшных событий были составлены многие "кинот" – плачи‚ и в одном из них под названием "Плач на бедствия украинские" описывались несчастья того периода:

Отче небесный! Как мог Ты взирать‚
Чтобы евреи украинские претерпели такие бедствия?..
Да предстанут пред Тобой злодеяния гайдамаков‚
Владыка мира!
Помоги всем‚ кто за нас заступился‚ – аминь!

В 1672 году турки захватили Подолию и назначили Юрия Хмельницкого‚ младшего сына Богдана Хмельницкого‚ гетманом над правобережной Украиной с резиденцией в Немирове. Когда богатый еврей Аарон женил своего сына‚ не испросив разрешения у гетмана‚ тот повелел привести его к себе‚ но Аарон бежал. И тогда по приказу Хмельницкого жена Аарона была "живая облуплена"‚ то есть с нее содрали кожу. Аарон поехал в Каменец-Подольский, пожаловался на Хмельницкого паше‚ а тот сообщил об этом в Стамбул. По указу из Стамбула Юрия Хмельницкого вызвали в Каменец и устроили очную ставку с Аароном. Хмельницкий не смог оправдаться и по решению суда был казнен.

***

Сохранились записи путешественников семнадцатого века по Польше и Литве. Один из них в городке под Варшавой наблюдал пожар в еврейском квартале: "Я бы насмешил‚ – писал он‚ – если бы начал рассказывать‚ какой они подняли гвалт‚ как колотили их раздраженные христиане". Еще он писал: "Больше всего (в Минске) жидов с их синагогами. Внося аккуратно магнатам огромные подати и будучи через это весьма полезны‚ они обладают и немалой свободой... На границе Литвы с Московией... торгуют всё больше жиды. Скупая дешево меха из соседней Московии‚ они продают их в Польше с огромным барышом. Тут крайний предел их торговой деятельности: в Московию они и показаться не смеют".

А другой путешественник отметил в записях: "Большая часть жителей города (Белая Церковь) – поляки; между ними находится много жидов‚ которые содержат шинки и умножают откупами государственные доходы. Мало имеется деревень‚ в которых бы не было жидов‚ а это великое счастье для чужестранцев‚ которые без них не знали бы‚ где приютиться".

***

В жалобе польского дворянина за 1708 год говорится о том‚ что межирицкий мещанин Григорий Пащенко грабил и бесчинствовал‚ среди прочего – напал на корчму‚ связал еврея‚ бил его‚ топтал ногами‚ прикладывал саблю к шее‚ грозя отрубить голову‚ если тот не укажет‚ где у него хранятся деньги. Затем он погнался за другим евреем‚ но тот успел броситься в пруд‚ и пули из пистолета в него не попали. Пащенко отправился в замок грабить пана‚ а еврей‚ выбравшись из пруда‚ уговорил мужиков пойти с ним спасать пана. Вскоре толпа мужиков‚ наломав в лесу дубин‚ во главе с евреем двинулась к замку. А межирицкий мещанин Григорий Пащенко отправился в корчму‚ набрал ведро водки и предался пьянству.

В дневнике некоего Петра Апостола записано в 1725 году: "В польском праве... исключаются из судебной должности: отлученные от церкви‚ схизматики‚ евреи‚ бесчестные люди и незаконнорожденные‚ так как неприлично облекать каким-либо достоинством человека‚ чем-либо запятнанного".

***

После гайдамацких погромов второй половины восемнадцатого века многие евреи бесприютно бродили по польской Украине в поисках пропитания‚ и известен случай‚ когда десять вооруженных человек под предводительством Майорки Шимановича грабили местное население. В судебном акте сказано‚ что однажды они пришли в дом помещика под видом странствующих купцов. Не застав хозяина‚ они поспешили в соседнее местечко‚ потому что наступала суббота‚ а грабители собирались провести ее так‚ как это полагается благочестивым евреям. В ночь на воскресенье они вернулись‚ убили помещика‚ ранили его жену и ограбили дом.

***

В середине восемнадцатого века жил в Бердичеве проповедник общины по имени Либер‚ или – как его называли – Либер Великий. Это был очень высокий человек; у него были густые брови, которые почти закрывали глаза, и когда Либер хотел посмотреть на кого-нибудь, он поднимал брови руками, а затем они снова спадали ему на глаза. Либер уединялся от людей‚ всё время посвящал занятиям кабалой‚ в которой приобрел большие познания‚ и евреи Бердичева смотрели на него‚ как на святого праведника‚ которого Всевышний приблизил к себе и открыл ему Свои пути. Баал Шем Тов говорил о нем: "Бывают праведники, которые получают откровение от пророка Элиягу; с Либером происходит обратное: пророк Элиягу получает откровения от Либера".

Однажды князь‚ владелец города‚ проезжал через лес и увидел еврея‚ молившегося под деревом. Князь подозвал его к себе‚ но Либер не тронулся с места. Рассердился князь и велел кучеру бить еврея кнутом‚ но тот будто не чувствовал боли и продолжал молиться с тем же воодушевлением‚ что и раньше. Князь был поражен этим и‚ возвратившись домой‚ послал за Либером‚ чтобы извиниться перед ним. Но тот заявил‚ что он простит князя при одном условии: если князь подарит еврейской общине то место‚ на котором он‚ Либер‚ молился‚ чтобы построить там синагогу. Князь согласился‚ и на том самом месте была построена большая синагога‚ которая потом‚ когда город разросся‚ оказалась в центре Бердичева. Она так и называлась – синагога Либера.

Вплоть до начала двадцатого века евреи приезжали из разных мест, чтобы совершить омовение в микве Либера Великого; они верили, что вода в этом ритуальном бассейне излечивает глазные болезни.

***

На старом еврейском кладбище города Луцка до конца девятнадцатого века сохранялся памятник мученику‚ которого четвертовали за отказ креститься. На камне была надпись: "Памятник над могилой святого‚ который принял ужасные муки и прославил великое и могучее имя Всевышнего. Ученый по имени Иегуда Зеэв Вольф‚ сын рабби Товии‚ вознесся на небо в день субботний и принял свой приговор с горечью. 28 таммуза 522 года (июль 1762 года)".

***

В 1768 году руководители общины Могилева-Подольского писали в своем обращении к местным евреям: "Бедственное время наступило для Яакова; одна беда следует за другой... Мы идем ощупью‚ как слепцы в потемках‚ мы беднеем изо дня на день‚ нас ведут‚ как овец‚ на заклание; мы стали притчей между народами‚ на нас кидают жребий‚ как на брошенную вещь в пустыне... Бог да воззрит на страдание наше‚ да скажет Он нашим бедствиям: довольно! Да поведет Он нас поскорее в землю нашу и через глашатая мира возвестит мир в наших пределах!"

***

В еврейском источнике за 1769 год сказано: "Жил в то время на Украине один старик‚ благочестивый и знаменитый ученый‚ который предостерег все общины от надвигающихся бедствий после первого же разбоя в городе Жаботине. Он напомнил‚ что после резни Хмельницкого решили тогда польские‚ литовские и турецкие евреи и обязали всех клятвой‚ под страхом отлучения‚ не селиться больше на Украине. Однако евреи жили там‚ наживали имущество‚ и потому этот старик запрещал евреям брать что-либо с собой из заклятого имущества. И так‚ говорил он‚ если вы послушаетесь меня и‚ убегая‚ не возьмете с собой своих достатков‚ то спасетесь от угрожающего вам несчастья. А кто пожалеет свое имущество‚ тот погибнет... Как этот старец предсказывал‚ так и сбылось. Послушавшие его совета – уцелели‚ а кто захватил с собой пожитки‚ даже самые незначительные‚ были умерщвлены: одни удушены‚ некоторые сожжены‚ а другие забросаны камнями. И всё это передал нам человек‚ заслуживающий доверия".